Владимир Высоцкий, «О пришельце»

Правда, оппоненты интеллигенции не стесняются назвать вещь своим именем. Так, Николай Ленин в письме Максиму Горькому дает следующее определение: «Интеллигенция – это говно нации».

И все-таки она ускользает от определения. Это не класс, поскольку включает бедных и даже нищих. Например, советская (=антисоветская) творческая интеллигенция работала на второсортных рабочих местах, таких как кочегарка, и Борис Гребенщиков определил ее как «поколение дворников и сторожей». Марине Цветаевой было отказано в месте посудомойки, а Иосиф Бродский был осужден к ссылке как тунеядец.

Интеллигенция не партия и даже не идеология, поскольку включает западников и славянофилов, либералов и соборников, модернистов и почвенников, физиков и лириков (перечислены некоторые внутриинтеллигентские дискуссии).

Интеллигенция по составу примерно совпадает с образованными кругами, так что Александр Солженицин предложил для нее в качестве лишенного оценки термина «образованщину» – плохо прижившийся неологизм. Отсюда вроде бы следует, что она есть чиновничье сословие, но тут мы попадем пальцем в небо: для нее скорее характерно противостояние с властью. Александр Пушкин именует друзей-декабристов вольнодумцами, для государственника времен Николая I или Юрия Андропова интеллигенты – подрывной элемент, и этот дым не без огня.

В свою очередь немецкий романтизм уходит корнями в средневековое противостояние латинских университетов своему феодально-раздробленному окружению. Разительный контраст давала не только ученость на фоне моря неграмотности, но и космополитизм среди кровавой каши кланово-родовых распрей.

В России XIX века интеллигенция старательно дистанцировалась от императоров. Была короткая оттепель 1860-х, период надежд на новый курс Александра II, когда казалось возможным сломать стену отчуждения – см. картину Александра Иванова «Явление Мессии», – но все закончилось новой холодной войной шестидесятников с властями.

А из-за чего?

Какая у нее есть над-идеология, не мешающая, между прочим, интеллигентам придерживаться самых разных идеологий (скорее, даже изобретать их)?

ГИПОТЕЗА. Суть противостояния интеллигенции/властей – разные взгляды на назначение государства:

процветание подданных и, при случае, соседей

разорение соседей и, при случае, подданных

Второй взгляд можно назвать традиционным или архаичным. Набег на соседей имеет цель ограбить или, на худой конец, пожечь. Лишь бы у них стало хуже, чем у нас.

Между набегами царь-государь бьет своих – чтоб чужие боялись. Свои относятся с пониманием. Разбойник одобряет лихого атамана, потому что лучше риск быть измордованным, чем заведомый разгром всей шайки.

Некоторые полагают, что Сталин как правитель вызывал любовь через ужас, такой психологический феномен. Но за этим стоит и более прагматическое мышление: поклонники Сталина любили его, несмотря на принесенные им бедность и репрессии, потому что верили в его способность утюжить другие страны.

Кто-то из английских либералов XIX века сказал: «Не может быть свободным народ, угнетающий другие народы». Архаический человек, он же патриот, на это ответит: «Да ладно, мы потерпим! Главное, ребята, поугнетать другие народы».

Как удивился Филипп II, когда узнал, что награбленное в Америке золото меньше, чем налоги из Голландии! Как удивлялись читатели Адама Смита (например, Евгений Онегин у Пушкина), когда им предлагали современную идею государства! Думали, что это прекраснодушная утопия. Но все равно верили и делались интеллигентами.

V. Ф.